Наталья Беседнова — художник, соратник и педагог
Я теперь очень ценю состояния равновесия
В одном интервью Вы как-то сказали, что, как педагог, всегда готовы работать с талантливыми людьми. Каков он, Ваш критерий талантливости? Сергей Андрияка утверждает, что научить рисовать можно любого, в том числе и не способного к живописи человека.
Умение рисовать — это как умение читать книги. Нельзя категорически утверждать, что кто-то не слышит музыку или не чувствует поэзию. И этому надо учить. Поэтому любого человека можно научить рисовать, так же, как, скажем, писать, как читать, как ходить, умываться по утрам. Это естественное состояние человека – быть гармонично развитым.
Но талантливого человека я воспринимаю как бы по-другому. Возможно, это не относится к разговору, кого мы можем научить. Скорее это относится к тому, кто может продолжить нашу идею развития русского искусства и стремится к расширению его возможностей. В том числе и возможностей обучения.
Талантливые по-настоящему люди нужны во всех сферах. Конечно, это талант профессиональный. Расхожее понятие, что талант – это Божий дар. А кто-то скажет, что это биохимия организма. Наверное. Но есть ещё одна необходимая вещь, о которой говорили все классики. Это работоспособность. Но у нас работоспособность как талант не рассматривается.
А на самом деле это одна из важнейших составляющих развития гармоничной личности.
И труды таких людей дошли до нас из глубокой древности. Это греки, римляне, достижения других народов.
Т.е это те люди, которые стремились к внутреннему совершенствованию. Желание работать не ради денег, а ради внутреннего совершенствования это есть особый дар трудолюбия. И я именно за этот дар. Когда помимо того, что в наше время нужно заработать на квартиру, накормить семью, человек еще помнит о том, что он должен сам развиваться в правильном направлении. Как талантливый человек. Вот это, я считаю, талант. И таких людей всегда были единицы. Иметь таких учеников или просто иметь права учить таких учеников — это огромное счастье.
Искра Божия может быть, но она может упасть на плохую почву, на лень.
Люди всегда будут ногами стоять на земле и только некоторые могут душой подняться к облакам.
Ещё одно расхожее понятие: художник должен быть голодным. Ваше мнение?
Вот если нет таланта труда, если человек работает ради материального обеспечения, он должен быть голодным. И для основной массы людей наверно это так. Но поэтому нужны люди, которые в любой ситуации, катастрофически тяжелой, в прекрасной всё равно будут стремиться к тому, чтобы осуществить свой дар в литературе, поэзии, живописи, музыке.
А сытый художник шедевра не создаст?
Создаст, почему. Другой есть не будет среди еды, когда у человека есть желание «сотворить» не еду, а что-то другое.
Приобретая картины того или иного художника, люди часто руководствуются не столько качеством исполнения, скажем так, сколько его репутацией, раскрученностью и т.п.
В России вообще очень интересное отношение к тому, что является имиджем. В глубине души русские люди видят и понимают, что такое хорошее, в чем истинная сила личности. Человека нельзя обмануть, если только не накрутить его житейскими проблемами, рекламой, скандальными вещами. В принципе в нормальном состоянии все понимают, что такое хорошо, а что плохо.
Музыка – универсальный язык, язык землян, язык вселенной. А роль живописи в этом ряду средства общения?
Живопись несет колоссальную информацию, но она более закрыта для людей, именно как информация. Т.е. нам могут нравиться вещи в зависимости именно от нашего внутреннего состояния. И это могут быть вещи и недостаточно духовные, и не достаточно профессионально выполненные. Профессионально выполненная живопись становится по- настоящему ценной. Что к этому относится? Важна эмоциональная составляющая художника, ведь есть картины без этой эмоциональной составляющей. Вот много работ на Арбате. Они будто бы сделаны плоттером. Т.е. мы говорим, что профессиональная живопись, мастерская живопись, музейная живопись (просто мы термина не нашли подлинной живописи) она эмоциональна. Она может и быть абстрактной и конкретной, какой угодно. Это и для музыки и для литературы, для всего. Любое произведение искусства основано на сильных переживаниях автора. Зритель как соавтор или слушатель тоже, в какой-то степени, может это почувствовать. Может услышать так, а может и лучше услышать. Нам не дано предугадать, чем слово наше отзовется. Так вот, какие эмоции, какая информация содержится в картине? Даже если картина абстрактная, мы понимаем – там заложены эмоции какие-то.
Какая же эмоциональная составляющая в знаменитом «Черном квадрате»?
Я помню, что всю жизнь «он нам не нравился». Мы занимались предметной живописью. Мне всегда было интересно: ну почему «не нравится»? Надо заставить себя по-другому отнестись, по-другому посмотреть. У меня есть в бытовом плане некоторое стремление с собой бороться. Малевич и его квадрат. Во-первых, это загадка. Если не понятно что, ты не знаешь, то это загадка. Я не знаю как художественное произведение, но как литературное, политическое, это же кладезь. Любые теории можно выстраивать, до бесконечности. Вокруг него масса разговоров. Т.е это произведение искусства пограничное. Искусство — это искусственное. Но уже много лет мы о нем говорим. Что говорим, это уже другое дело. Ведь в жизни каждое произнесенное нами слово откликается разными мыслями, эмоциями. Как говорят, переводишь какое-то слово с иностранного языка, а оно имеет множество значений. И ты выбираешь часть его значений или дополнительное приписываешь. И часто что-то от себя к этому значению дописываешь. Поэтому «живая речь» и называется.
Вы говорите, что произведение искусства несет в себе эмоции мастера, создавшего его и должно провоцировать зрителя на эмоции. Так какими средствами пользуется художник, чтобы зритель отнесся к картине не как обоям на стене: композиция, персона, размер полотна или цвета.
Все, что Вы назвали, и, конечно, цвет. Синие цвета вызывают одно состояния, желтые другое, коричневые аппетит вызывают, красные – агрессия… Любой человек это понимает. Ритм. Вот если все сошлось, все успокоилось, оно слилось в одно пятно. Как капельки ртути стянулась в одну большую каплю. Если потрясти, все разлетится. Ритм разный. Мы понимаем на бытовом уровне, считываем, что там за ритмы заложены? Я недавно, после долгого перерыва, писала маслом и чуть ли физически ощутила, что цветом что-то леплю, а не просто рисую. При работе маслом, в отличие от акварели, начинают разрабатываться другие понятия и ощущения, которые даже словами нельзя выразить. Но мы — педагоги и мы пытаемся все таки выразить словами. Мы учим. Мы пытаемся высказать словами то, что обычный художник даже не пытается продумать. Это очень здорово и интересно. Другой пласт существования мыслей человека. Существуют такие пограничные понятия как колорит картины, понятный более или менее всем, пластика картины, пластика пространства. Не все художники этим пользуются.
Может быть, не умеют?
А это опять внутреннее состояние. Есть люди, которые к этому пойдут, а есть, которыми это не будет востребовано. Колорит. Мы же учим рисовать. Колористическая живопись ощущение цвета… Вот когда вдруг в картине начинается жизнь — вот этому научить нельзя. Это опять какая-то данность этому человеку.
Как Наталья Беседнова, художник и педагог относится к такому распространенному среди обывателей критерию оценки художественного произведения как «мне нравится» или «мне не нравится»? Имеет ли право обычный зритель оперировать такими простыми словами, далекими от «высоколобых оценок»?
Конечно, имеет. Если человеку голову не запудрили, он всегда будет выбирать то, что более здоровое. Для него. Т.е. у нас инстинкт выживания всегда сохраняется.
При посещении некоторых художественных выставок необходимо включать «инстинкт выживания»?
Да, и он у меня работал. Я в детстве, например, если видела что-то такое агрессивное, бежала оттуда в Третьяковку. В себя приходила. У меня прямо-таки до паники доходило.
Просто для меня информация, это… Вот как говорят: Если тебя Господь одарил, ты будешь и совершенствоваться через это и мучиться, и жить этим. Для меня информация это совершенствование. Если есть талант, склонность, то жизнь вокруг него и выстраивается. И я завидовала людям, которые могли пройти сквозь Арбат, не поморщившись.
И на Арбате встречаются самородки.
Ну, во-первых, там все выпускники Суриковского училища сидели, как мы смеялись. И сейчас, наверное, сидят. Но там есть момент коммерции. Коммерция – это вот когда человек думает, что сейчас он это продаст. Надо пуд соли съесть, чтобы научиться от этого отказываться, и работать, как ты работаешь для себя. Это очень сложно.
Что значит – для себя? Создам коллекцию собственных работ и никому не отдам.
Я имела в виду, что когда ты работаешь, ты максимально сосредоточен на этом процессе. Тебя ничего не отвлекает. Когда ты пишешь для себя, ты не думаешь: а кому я это продам, кому понравится и т.д. Это уходит.
Когда тебе сказали сделать к примеру заказные розы, человек может сильно напрячься и нарисовать какую-то гадость. Слащавую. Вот умение остаться в таком состоянии в котором был, к примеру, художник Коровин, просто увидеть красоту цветка, его жизнь. И какое-то внутреннее напряжение, которому нужно соответствовать. Все время идет процесс, когда человек развиваться должен.
Как быстро случился Ваш «роман» со Школой акварели Сергея Андрияки?
Совсем не быстро. Больше 10 лет прошло после окончания института и моментом открытия школы.
Писала, работала. Продавались картины или приходилось «сухой корочкой» питаться?
Нет, нет. Нормально работала. В какой-то ранний период мои картины хорошо продавались. В замечательном художественном салоне на Крымской и в Комбинате живописного искусства. Наверно нужно было заниматься больше организацией процесса продаж. Но я занималась семьей больше. Нормально было все. Не только я, но и семья решала, чем я занимаюсь. Муж тоже решал. Он часто говорил, что надо сидеть дома, а не носиться куда-то. Мы Сережу Андрияку всегда любили, веселый, компанейский, талантливый.
И через знакомых я слышала, что он хотел открывать свою школу.
А я ещё с института надеялась, что Андрияка сделает свою школу и она будет не похожа на все остальные. Я ждала этого момента. Честно и добросовестно, не заводя трудовой книжки. До этого я работала на комбинате. Там были разовые договора. У меня был расчет на коллектив, на личность руководителя.
Я очень ждала эту школу. Я была уверена, что будет школа и я там буду работать. Это было на уровне интуиции.
Я встретилась с Сережей на поминках моей крестной и сказала такую глупость «на ловца и зверь бежит». Его несколько «перевернуло». Я тогда поняла, что это самонадеянно. С его точки зрения. Но у меня это было совершенно искренне. Я знала, что педагоги нужны. А я его и люблю и понимаю. Люблю как художника безумно. Я была уверена, что принесу пользу.
Когда и как Вы ощутили в себе призвание педагога?
С детства. У меня мама педагог. Она работала в общеобразовательной школе и в интернате, в продленке. Я с пяти лет бывала у неё на работе, слушала, что и как говорит мама. Даже немного ревновала, что она очень вела себя «по-домашнему» со всеми детьми. Я очень жалела учителей и, как мне казалось, понимала их проблемы.
Я была умницей, практически отличницей. Я заменяла уроки математики в старших классах. 10-15 мин на уроке литературы могла заменить педагога, умела держать класс. Так что жизнь и окружающие меня люди поработали над моим педагогическим воспитанием.
Когда у меня было желание помогать маме, «пасти» своих одноклассников. По окончании школы у меня было ощущение, что мне пора на пенсию, что я как педагог переработала. Потом в институте я отдохнула от этого, ну, а затем началось продолжение.
Можно быть гениальным живописцем или ваятелем, но никаким учителем.
Не любой человек может общаться с определенным количеством народа. Что такое педагог? Машина, выполняющая свод правил или друг-наставник? Даже не наставник. Пусть будет там мера чего-то. Есть какое-то внутреннее понятие об этой работе. Вот в данном случае лучше поступить так. Если это так уже не действует, то иначе. Есть определенная отстраненность от тех, кого ты учишь. Потому, что порой ты их воспринимаешь как краски на палитре. Т.е ты пытаешься с разных сторон направлять их. Или вот как мяч футболист ведет. То правой ногой, то левой. Но тут больше красок. Интересно наблюдать как люди раскрываются , у них хорошие качества появляются.
Но это такие разные, не сравнимые вещи – преподавать литературу, математику или же технику живописи.
Вся техническая сторона, фактическая – это все легко. Научить действительно можно любого. Сильная сторона нашей школы в умении всю техническую сторону подать через житейскую. Есть еще вопросы, есть дальше вопросы. Мне, как художнику и педагогу очень приятно видеть, скажем, в Третьяковской галерее картины, написанные великими мастерами, которые щедро совмещали свое мастерство с педагогической деятельностью. Рокотов, например и многие другие.
Любой творческий человек, актер, музыкант, литератор в моей журналистской практике все-таки отвечал (порой, сжав зубы), на мой вопрос: кто ему нравится, кто интересен из современных собратьев по цеху. От художников добиться искреннего ответа на этот вопрос мне практически не удавалось. Глазунов быстренько назвал мне несколько художников 17-18 веков. Но я-то спрашивал о современниках.
А художнику и не надо говорить.
Художник выражает свою симпатию тем, что смотрит. Если что-то мне не нравится, я туда смотреть не пойду. А если я ходила несколько раз на выставку Оли Волокитиной и долго смотрела, то я не думала о том какая Волокитина хорошая. Просто смотрела картины.
Если бы Волокитина работала в конце 19-го, начале 20 века, то по праву была бы в ряду Васнецова. Этого круга модерна такого, на природную тему. Диму Бирюкина очень люблю. Андрияку люблю, за то, что он и рисует и рисует много, и за то, что он талантлив и умен.
Это счастье быть рядом с нормальным человеком, гениальным. Я была на Пасхальную Седмицу в Сергиевом посаде, подошла к мощам Сергия Радонежского и вспомнила, что в предыдущий раз я просила, чтобы у нас была Академия, чтобы у нас было устроение хорошее. И вдруг я поняла, что нам Господь это дал. То есть мы окунулись в водоворот каких то событий и мы не чувствуем что оно к нам начинает приходить, что мы живем в совершенно уникальном месте, в уникальном вот таком коллективе своем. Вот просто нас Господь привел к невероятной гармонии.
Но есть же художники — современники, чьё творчество Вам не нравится?
Я не буду никого ругать, потому что есть известные знакомые наши художники, которые мне не нравятся. Не нравятся тем, как они как рисуют. Активно не нравятся.
Вот если у художника нет живописи в картинах, если нет хорошего тонального решения, то мне это не нравится активно. Просто живопись строится не только на цвете. Чтобы работал цвет, надо, чтобы чуть-чуть менялся тон. Вот это редчайший дар, обостренное чувство цвета. Есть живопись сугубо тональная. Обычно любой художник колеблется: туда — сюда. От природы бывает разный диапазон. Разная склонность, как мы говорим. Или к цвету в живописи или к тону. Живопись и тон — это два кита. Что остается – литературное содержание и некая, может быть, изобразительная форма.
Учитель и ученик. Все на подчинении? На авторитете? На взаимопонимании?
И то, и другое и третье. Меня недавно мои ученики меня «убили» своим отношением. У них летняя городская практика, а они находят причины ее пропускать. Я очень на них обиделась. Просто до внутреннего ощущения слез. С одной стороны, ты на это сначала как педагог реагируешь. Пытаешься человека научить педагогическим приемом, т.е. запретом. А потом ты пытаешься го научить добрым отношением. Если ученик будет сидеть злым и рисовать, то он ничего не нарисует. Человек должен прийти в нормальном состоянии рисовать.
Говорят, что актер, уж коль скоро он приехал в театр, обязан выходить на сцену и играть. Как бы тяжело, плохо он себя не чувствовал, каким бы мерзким не было его настроение. А художник должен ли писать больным, скрюченным и т.п.?
Рисование лечит. Единственное спасение и пристанище – твое рисование. Уходит все. И болячки проходят.
У каждого творческого человека есть, наверное, свой «второй том «Мертвых душ». Как Вы относитесь к тому, что художник может вдруг взять и изрезать почти законченное полотно?
Мне мой учитель как-то сказал, что выбросить всегда успеешь. В детстве мне довольно часто хотелось порвать что-нибудь. Художник имеет на все право, в том числе, и порвать свои картины. Но ему никто не сказал, что не надо это делать.
Интервью провёл Валерий Голубцов.
В одном интервью Вы как-то сказали, что, как педагог, всегда готовы работать с талантливыми людьми. Каков он, Ваш критерий талантливости? Сергей Андрияка утверждает, что научить рисовать можно любого, в том числе и не способного к живописи человека.
Умение рисовать — это как умение читать книги. Нельзя категорически утверждать, что кто-то не слышит музыку или не чувствует поэзию. И этому надо учить. Поэтому любого человека можно научить рисовать, так же, как, скажем, писать, как читать, как ходить, умываться по утрам. Это естественное состояние человека – быть гармонично развитым.
Но талантливого человека я воспринимаю как бы по-другому. Возможно, это не относится к разговору, кого мы можем научить. Скорее это относится к тому, кто может продолжить нашу идею развития русского искусства и стремится к расширению его возможностей. В том числе и возможностей обучения.
Талантливые по-настоящему люди нужны во всех сферах. Конечно, это талант профессиональный. Расхожее понятие, что талант – это Божий дар. А кто-то скажет, что это биохимия организма. Наверное. Но есть ещё одна необходимая вещь, о которой говорили все классики. Это работоспособность. Но у нас работоспособность как талант не рассматривается.
А на самом деле это одна из важнейших составляющих развития гармоничной личности.
И труды таких людей дошли до нас из глубокой древности. Это греки, римляне, достижения других народов.
Т.е это те люди, которые стремились к внутреннему совершенствованию. Желание работать не ради денег, а ради внутреннего совершенствования это есть особый дар трудолюбия. И я именно за этот дар. Когда помимо того, что в наше время нужно заработать на квартиру, накормить семью, человек еще помнит о том, что он должен сам развиваться в правильном направлении. Как талантливый человек. Вот это, я считаю, талант. И таких людей всегда были единицы. Иметь таких учеников или просто иметь права учить таких учеников — это огромное счастье.
Искра Божия может быть, но она может упасть на плохую почву, на лень.
Люди всегда будут ногами стоять на земле и только некоторые могут душой подняться к облакам.
Ещё одно расхожее понятие: художник должен быть голодным. Ваше мнение?
Вот если нет таланта труда, если человек работает ради материального обеспечения, он должен быть голодным. И для основной массы людей наверно это так. Но поэтому нужны люди, которые в любой ситуации, катастрофически тяжелой, в прекрасной всё равно будут стремиться к тому, чтобы осуществить свой дар в литературе, поэзии, живописи, музыке.
А сытый художник шедевра не создаст?
Создаст, почему. Другой есть не будет среди еды, когда у человека есть желание «сотворить» не еду, а что-то другое.
Приобретая картины того или иного художника, люди часто руководствуются не столько качеством исполнения, скажем так, сколько его репутацией, раскрученностью и т.п.
В России вообще очень интересное отношение к тому, что является имиджем. В глубине души русские люди видят и понимают, что такое хорошее, в чем истинная сила личности. Человека нельзя обмануть, если только не накрутить его житейскими проблемами, рекламой, скандальными вещами. В принципе в нормальном состоянии все понимают, что такое хорошо, а что плохо.
Музыка – универсальный язык, язык землян, язык вселенной. А роль живописи в этом ряду средства общения?
Живопись несет колоссальную информацию, но она более закрыта для людей, именно как информация. Т.е. нам могут нравиться вещи в зависимости именно от нашего внутреннего состояния. И это могут быть вещи и недостаточно духовные, и не достаточно профессионально выполненные. Профессионально выполненная живопись становится по- настоящему ценной. Что к этому относится? Важна эмоциональная составляющая художника, ведь есть картины без этой эмоциональной составляющей. Вот много работ на Арбате. Они будто бы сделаны плоттером. Т.е. мы говорим, что профессиональная живопись, мастерская живопись, музейная живопись (просто мы термина не нашли подлинной живописи) она эмоциональна. Она может и быть абстрактной и конкретной, какой угодно. Это и для музыки и для литературы, для всего. Любое произведение искусства основано на сильных переживаниях автора. Зритель как соавтор или слушатель тоже, в какой-то степени, может это почувствовать. Может услышать так, а может и лучше услышать. Нам не дано предугадать, чем слово наше отзовется. Так вот, какие эмоции, какая информация содержится в картине? Даже если картина абстрактная, мы понимаем – там заложены эмоции какие-то.
Какая же эмоциональная составляющая в знаменитом «Черном квадрате»?
Я помню, что всю жизнь «он нам не нравился». Мы занимались предметной живописью. Мне всегда было интересно: ну почему «не нравится»? Надо заставить себя по-другому отнестись, по-другому посмотреть. У меня есть в бытовом плане некоторое стремление с собой бороться. Малевич и его квадрат. Во-первых, это загадка. Если не понятно что, ты не знаешь, то это загадка. Я не знаю как художественное произведение, но как литературное, политическое, это же кладезь. Любые теории можно выстраивать, до бесконечности. Вокруг него масса разговоров. Т.е это произведение искусства пограничное. Искусство — это искусственное. Но уже много лет мы о нем говорим. Что говорим, это уже другое дело. Ведь в жизни каждое произнесенное нами слово откликается разными мыслями, эмоциями. Как говорят, переводишь какое-то слово с иностранного языка, а оно имеет множество значений. И ты выбираешь часть его значений или дополнительное приписываешь. И часто что-то от себя к этому значению дописываешь. Поэтому «живая речь» и называется.
Вы говорите, что произведение искусства несет в себе эмоции мастера, создавшего его и должно провоцировать зрителя на эмоции. Так какими средствами пользуется художник, чтобы зритель отнесся к картине не как обоям на стене: композиция, персона, размер полотна или цвета.
Все, что Вы назвали, и, конечно, цвет. Синие цвета вызывают одно состояния, желтые другое, коричневые аппетит вызывают, красные – агрессия… Любой человек это понимает. Ритм. Вот если все сошлось, все успокоилось, оно слилось в одно пятно. Как капельки ртути стянулась в одну большую каплю. Если потрясти, все разлетится. Ритм разный. Мы понимаем на бытовом уровне, считываем, что там за ритмы заложены? Я недавно, после долгого перерыва, писала маслом и чуть ли физически ощутила, что цветом что-то леплю, а не просто рисую. При работе маслом, в отличие от акварели, начинают разрабатываться другие понятия и ощущения, которые даже словами нельзя выразить. Но мы — педагоги и мы пытаемся все таки выразить словами. Мы учим. Мы пытаемся высказать словами то, что обычный художник даже не пытается продумать. Это очень здорово и интересно. Другой пласт существования мыслей человека. Существуют такие пограничные понятия как колорит картины, понятный более или менее всем, пластика картины, пластика пространства. Не все художники этим пользуются.
Может быть, не умеют?
А это опять внутреннее состояние. Есть люди, которые к этому пойдут, а есть, которыми это не будет востребовано. Колорит. Мы же учим рисовать. Колористическая живопись ощущение цвета… Вот когда вдруг в картине начинается жизнь — вот этому научить нельзя. Это опять какая-то данность этому человеку.
Как Наталья Беседнова, художник и педагог относится к такому распространенному среди обывателей критерию оценки художественного произведения как «мне нравится» или «мне не нравится»? Имеет ли право обычный зритель оперировать такими простыми словами, далекими от «высоколобых оценок»?
Конечно, имеет. Если человеку голову не запудрили, он всегда будет выбирать то, что более здоровое. Для него. Т.е. у нас инстинкт выживания всегда сохраняется.
При посещении некоторых художественных выставок необходимо включать «инстинкт выживания»?
Да, и он у меня работал. Я в детстве, например, если видела что-то такое агрессивное, бежала оттуда в Третьяковку. В себя приходила. У меня прямо-таки до паники доходило.
Просто для меня информация, это… Вот как говорят: Если тебя Господь одарил, ты будешь и совершенствоваться через это и мучиться, и жить этим. Для меня информация это совершенствование. Если есть талант, склонность, то жизнь вокруг него и выстраивается. И я завидовала людям, которые могли пройти сквозь Арбат, не поморщившись.
И на Арбате встречаются самородки.
Ну, во-первых, там все выпускники Суриковского училища сидели, как мы смеялись. И сейчас, наверное, сидят. Но там есть момент коммерции. Коммерция – это вот когда человек думает, что сейчас он это продаст. Надо пуд соли съесть, чтобы научиться от этого отказываться, и работать, как ты работаешь для себя. Это очень сложно.
Что значит – для себя? Создам коллекцию собственных работ и никому не отдам.
Я имела в виду, что когда ты работаешь, ты максимально сосредоточен на этом процессе. Тебя ничего не отвлекает. Когда ты пишешь для себя, ты не думаешь: а кому я это продам, кому понравится и т.д. Это уходит.
Когда тебе сказали сделать к примеру заказные розы, человек может сильно напрячься и нарисовать какую-то гадость. Слащавую. Вот умение остаться в таком состоянии в котором был, к примеру, художник Коровин, просто увидеть красоту цветка, его жизнь. И какое-то внутреннее напряжение, которому нужно соответствовать. Все время идет процесс, когда человек развиваться должен.
Как быстро случился Ваш «роман» со Школой акварели Сергея Андрияки?
Совсем не быстро. Больше 10 лет прошло после окончания института и моментом открытия школы.
Писала, работала. Продавались картины или приходилось «сухой корочкой» питаться?
Нет, нет. Нормально работала. В какой-то ранний период мои картины хорошо продавались. В замечательном художественном салоне на Крымской и в Комбинате живописного искусства. Наверно нужно было заниматься больше организацией процесса продаж. Но я занималась семьей больше. Нормально было все. Не только я, но и семья решала, чем я занимаюсь. Муж тоже решал. Он часто говорил, что надо сидеть дома, а не носиться куда-то. Мы Сережу Андрияку всегда любили, веселый, компанейский, талантливый.
И через знакомых я слышала, что он хотел открывать свою школу.
А я ещё с института надеялась, что Андрияка сделает свою школу и она будет не похожа на все остальные. Я ждала этого момента. Честно и добросовестно, не заводя трудовой книжки. До этого я работала на комбинате. Там были разовые договора. У меня был расчет на коллектив, на личность руководителя.
Я очень ждала эту школу. Я была уверена, что будет школа и я там буду работать. Это было на уровне интуиции.
Я встретилась с Сережей на поминках моей крестной и сказала такую глупость «на ловца и зверь бежит». Его несколько «перевернуло». Я тогда поняла, что это самонадеянно. С его точки зрения. Но у меня это было совершенно искренне. Я знала, что педагоги нужны. А я его и люблю и понимаю. Люблю как художника безумно. Я была уверена, что принесу пользу.
Когда и как Вы ощутили в себе призвание педагога?
С детства. У меня мама педагог. Она работала в общеобразовательной школе и в интернате, в продленке. Я с пяти лет бывала у неё на работе, слушала, что и как говорит мама. Даже немного ревновала, что она очень вела себя «по-домашнему» со всеми детьми. Я очень жалела учителей и, как мне казалось, понимала их проблемы.
Я была умницей, практически отличницей. Я заменяла уроки математики в старших классах. 10-15 мин на уроке литературы могла заменить педагога, умела держать класс. Так что жизнь и окружающие меня люди поработали над моим педагогическим воспитанием.
Когда у меня было желание помогать маме, «пасти» своих одноклассников. По окончании школы у меня было ощущение, что мне пора на пенсию, что я как педагог переработала. Потом в институте я отдохнула от этого, ну, а затем началось продолжение.
Можно быть гениальным живописцем или ваятелем, но никаким учителем.
Не любой человек может общаться с определенным количеством народа. Что такое педагог? Машина, выполняющая свод правил или друг-наставник? Даже не наставник. Пусть будет там мера чего-то. Есть какое-то внутреннее понятие об этой работе. Вот в данном случае лучше поступить так. Если это так уже не действует, то иначе. Есть определенная отстраненность от тех, кого ты учишь. Потому, что порой ты их воспринимаешь как краски на палитре. Т.е ты пытаешься с разных сторон направлять их. Или вот как мяч футболист ведет. То правой ногой, то левой. Но тут больше красок. Интересно наблюдать как люди раскрываются , у них хорошие качества появляются.
Но это такие разные, не сравнимые вещи – преподавать литературу, математику или же технику живописи.
Вся техническая сторона, фактическая – это все легко. Научить действительно можно любого. Сильная сторона нашей школы в умении всю техническую сторону подать через житейскую. Есть еще вопросы, есть дальше вопросы. Мне, как художнику и педагогу очень приятно видеть, скажем, в Третьяковской галерее картины, написанные великими мастерами, которые щедро совмещали свое мастерство с педагогической деятельностью. Рокотов, например и многие другие.
Любой творческий человек, актер, музыкант, литератор в моей журналистской практике все-таки отвечал (порой, сжав зубы), на мой вопрос: кто ему нравится, кто интересен из современных собратьев по цеху. От художников добиться искреннего ответа на этот вопрос мне практически не удавалось. Глазунов быстренько назвал мне несколько художников 17-18 веков. Но я-то спрашивал о современниках.
А художнику и не надо говорить.
Художник выражает свою симпатию тем, что смотрит. Если что-то мне не нравится, я туда смотреть не пойду. А если я ходила несколько раз на выставку Оли Волокитиной и долго смотрела, то я не думала о том какая Волокитина хорошая. Просто смотрела картины.
Если бы Волокитина работала в конце 19-го, начале 20 века, то по праву была бы в ряду Васнецова. Этого круга модерна такого, на природную тему. Диму Бирюкина очень люблю. Андрияку люблю, за то, что он и рисует и рисует много, и за то, что он талантлив и умен.
Это счастье быть рядом с нормальным человеком, гениальным. Я была на Пасхальную Седмицу в Сергиевом посаде, подошла к мощам Сергия Радонежского и вспомнила, что в предыдущий раз я просила, чтобы у нас была Академия, чтобы у нас было устроение хорошее. И вдруг я поняла, что нам Господь это дал. То есть мы окунулись в водоворот каких то событий и мы не чувствуем что оно к нам начинает приходить, что мы живем в совершенно уникальном месте, в уникальном вот таком коллективе своем. Вот просто нас Господь привел к невероятной гармонии.
Но есть же художники — современники, чьё творчество Вам не нравится?
Я не буду никого ругать, потому что есть известные знакомые наши художники, которые мне не нравятся. Не нравятся тем, как они как рисуют. Активно не нравятся.
Вот если у художника нет живописи в картинах, если нет хорошего тонального решения, то мне это не нравится активно. Просто живопись строится не только на цвете. Чтобы работал цвет, надо, чтобы чуть-чуть менялся тон. Вот это редчайший дар, обостренное чувство цвета. Есть живопись сугубо тональная. Обычно любой художник колеблется: туда — сюда. От природы бывает разный диапазон. Разная склонность, как мы говорим. Или к цвету в живописи или к тону. Живопись и тон — это два кита. Что остается – литературное содержание и некая, может быть, изобразительная форма.
Учитель и ученик. Все на подчинении? На авторитете? На взаимопонимании?
И то, и другое и третье. Меня недавно мои ученики меня «убили» своим отношением. У них летняя городская практика, а они находят причины ее пропускать. Я очень на них обиделась. Просто до внутреннего ощущения слез. С одной стороны, ты на это сначала как педагог реагируешь. Пытаешься человека научить педагогическим приемом, т.е. запретом. А потом ты пытаешься го научить добрым отношением. Если ученик будет сидеть злым и рисовать, то он ничего не нарисует. Человек должен прийти в нормальном состоянии рисовать.
Говорят, что актер, уж коль скоро он приехал в театр, обязан выходить на сцену и играть. Как бы тяжело, плохо он себя не чувствовал, каким бы мерзким не было его настроение. А художник должен ли писать больным, скрюченным и т.п.?
Рисование лечит. Единственное спасение и пристанище – твое рисование. Уходит все. И болячки проходят.
У каждого творческого человека есть, наверное, свой «второй том «Мертвых душ». Как Вы относитесь к тому, что художник может вдруг взять и изрезать почти законченное полотно?
Мне мой учитель как-то сказал, что выбросить всегда успеешь. В детстве мне довольно часто хотелось порвать что-нибудь. Художник имеет на все право, в том числе, и порвать свои картины. Но ему никто не сказал, что не надо это делать.
Интервью провёл Валерий Голубцов.