Одно из самых спорных утверждений: «Красота спасет мир». Ваше мнение?
Я с этим абсолютно согласен. Если человек занимается красотой, делает ее своими руками, то он уже на другом духовном уровне находится.
Искусство и красота это далеко не синонимы. Искусство может быть агрессивным. Капричос Гойи, шедевры Босха, действующие на неустойчивую психику. Удивительные пейзажи Левитана, Куинджи и цветы Андрияки спасают мир, а Босх разрушает?
Я сюда мог бы добавить Филонова, чье искусство мне представляется разрушающим. Хотя картины сделаны высокопрофессионально. Нет, все-таки красота и высокие чувства будут спасать этот мир от уродства повседневности и вычурности художественных поисков и изысков. Но красоту, о которой Вы говорите, не надо путать с такой красотой салонной или как сегодня говорят, гламурной. Красота высокого искусства спасет мир.
А кто имеет право вынести приговор – это вот высокое искусство, а это нет, не готово войти в вечность?
У меня вряд ли получится сослаться на труды искусствоведов, пусть даже и известных. Время, никто и ничто, кроме Времени. Левитаном любуются практически все, независимо от пола, возраста, вероисповедания. Очереди на выставки Левитана, Репина, Коровина, на выставки Рубенса, Рембрандта, Хальса, когда их привозят из-за рубежа.
Привезут Уорхола – и на него будут ломиться.
Я бы тоже сходил посмотреть. Уорхола привозили, я, к сожалению, не успел. Для меня временной отбор, критерий времени важнее количества посещающих выставки, пусть самые модные и нашумевшие. О посещаемости. Была выставка Левитана. Её не раз продляли, в последние дни всё равно люди ломились. Мы с сыном пошли. Отстояли очередь, прошли, получили колоссальное удовольствие. Это было в новой Третьяковке. Пошли посмотреть натюрморты Машкова. Рубеж веков, тридцатые годы. И после этого мы просто заблудились и попали на первый этаж, где «современное искусство». Там выставлено всё очень «модное», что широко пропагандируется. Там было холодно и пусто.
Соглашусь с Вами, что «время» рассудит. Надеюсь, что не застану то время, когда Уорхола закупят для Эрмитажа или Пушкинского музея. Но время порой очень странно судит. Может быть, не время, а люди, живущие в то или иное время?
Порой в этот процесс вмешивается бизнес, а не люди.
И вот что меня лично поражает. На различных аукционах если и появляется наш Левитан, то оценивается и «торгуется» он на порядки ниже, чем «выцарапанный» неизвестно откуда Пикассо или Мартин Киппенбергер с его разноцветными лягушками. Я консерватор, ничего практически не смыслящий в современном искусстве. Для меня что Уорхол, что Киппенбергер – одним миром мазаны. А продаются они за миллионы долларов. «Крик» Мунка за почти 120 млн. долларов! Не мои деньги, не мне их считать. Но это не время оценивает, а бизнес, в чем я с вами согласен. Деньги и ещё раз деньги. Но деньгами «служили» когда-то ракушки каури на каких-то там островах. Не стала ли живопись, да и вообще, произведения искусства такими современными «каури»?
В последнее время активно внедряется такое понятие, как рейтинг художника. Меня тоже поразило, когда я листал каталоги русского искусства с западных аукционов: действительно, в разы меньше уходят русские художники. Кто дорого продается из русских художников, с разницей с Левитаном и Репиным в десятки раз в большую сторону? Это Брюллов, Айвазовский и Коровин. Хотя, при жизни он мало что продавал и жил тяжело. Эти мастера жили или часто работали в Европе и западная публика о них знает больше. И они как бы в этот рынок «включились».
Я прекрасно понимаю, что чтобы жить, художник должен писать и продавать свои картины. Но я никак не могу понять, из чего складывается стоимость того или иного полотна. Ну, не из стоимости же самого этого полотна или стоимости багета? Почему одна картина стоит десять долларов, другая сто тысяч, а третья десятки миллионов? Что происходит с живописью от момента написания до момента продажи? Ваш труд, это что? Он становится мерилом чего? Эквивалентом денег? Средством вложения?
По поводу бизнеса в искусстве можно бесконечно говорить и остаться на дилетантском уровне. Не хочу. Я скорее бы с большим удовольствием вернулся к теме спора между реалистами и, скажем, авангардистам, разными течениями в искусстве. Я считаю, что если любое «художественное выражение» находит своего зрителя, оно имеет право быть. Другой вопрос, когда люди какого-то определенного направления начинают говорить, что вот наше направление (не обязательно реализм, может быть кубизм, абстракционизм и т.п.) – это и есть искусство! А всё остальное не искусство! Вот когда такой разговор начинается, тогда и приходится обороняться.
Вы позиционируете себя реалистом и…
Не стесняюсь этого.
А пресловутый «соцреализм»? Ставший нарицательным и очень часто в последние годы ругательным понятием…
Там многие великолепные профессионалы работали. И создавались подлинные шедевры живописи. Разве не так? Я не из тех, кто бросает в ту сторону камень.
Хорошо, а вот что с точки зрения Александра Волкова называется и является реализмом?
Реальное отношение к миру, реальное отражение мира.
Но художники самых разных направлений могут и часто говорят: «я так к этому отношусь, как я это передаю». Или: «я это передаю так, как я к этому отношусь».
Я передаю то, как вижу, добавляя свое отношение к этому.
А кто дал право добавлять «свое отношение» к прекрасному пейзажу, совершенному творению Создателя?
Господь создал. Я восхищаюсь этим и пытаюсь передать свое восхищение Его творением в моих картинах.
Но, опять же, «свое отношение» … Главное, чтобы костюмчик сидел, думают многие «портные от живописи». Тут подошьем, тут ушьем, тут перекроим. Яркости добавим, синевы подольем, форму несовершенную исправим.
Какое там «перекраивать»?! Тут дай Бог передать всё это, всю эту красоту окружающего мира, приблизиться как-то к этой красоте… А не то, чтобы что-то переделывать.
Я, переделывая своими словами высказывание великого политика, скажу так: «Кто в молодости не увлекался авангардом у того нет сердца, кто в зрелости не стал реалистом, у того нет ума и вкуса».
Самый сложный вопрос для меня: кто твой любимый художник?
Этот вопрос у нас впереди.
Я и сейчас отвечу. Мне нравятся пейзажи Левитана, ничуть не меньше нравится Федор Васильев, французские пейзажисты Коро, Добиньи… У меня этот список бесконечен… Суриков, Репин. Саврасов в Третьяковке однажды просто поразил. Как, в свое время, Эль Греко поразил в музее. Это было во Флоренции. Я шел мимо ряда выставленных картин очень известных мастеров. Все замечательные, все в учебниках. И из этого ряда просто «выскакивает» маленькая картинка Эль Греко. Там такая звонкая, глубокая бардовая материя и ярко голубая ткань. Сочетание какое-то необыкновенное. Во времена моей учебы Третьяковка была на ремонте, а потом открылся Инженерный корпус и там открылся небольшими экспозициями зал пейзажа. Федор Васильев, Левитан и рядом «Грачи прилетели» Саврасова. Ясная такая, светлая. Два таких потрясения. Список любимых художников с годами только пополняется.
Без каких либо выраженных эмоций с моей стороны. Просто: Пикассо, Малевич?
Пикассо я так для себя понял. Попался мне альбом, где были ранние его работы, времён его обучения. Они очень реалистические. Почти академизм. Бытовые сценки. Более поздний Пикассо… Мне нравится «Девочка на шаре». А далее… он в бесконечном эксперименте. Я пытаюсь его понять. Я не отрицаю.
Вы никого не отрицаете, просто «примиренец» какой-то. Ну, а есть какие-либо «эксперименты» в живописи, которые вызывают у Вас активный протест, негативные эмоции, ярость, наконец? Вы, например, в начале нашей беседы, упомянули Павла Филонова, чье искусство Вам «представляется разрушающим».
Для меня непонятно то, что сейчас позиционируется как современное искусство. Вообще непонятно. Кулик непонятный, любитель животных. И тому подобное. Филонова вспомнили… Там такие квадратики интересные. Мозаика интересная. Честно сказать, я о нем мало что знаю, практически ничего не читал. Был на экскурсии, много чего для себя узнал. Оказывается, он очень серьезно подходил к рисунку и к технологии. Но мне Петров-Водкин интереснее. Его реалистом трудно назвать, но его натюрморты, вид как бы сверху, селедки, лимоны довольно реалистичны. Он вызвал у меня интерес как художник. Я стал его уважать как художника, если я могу так сказать, когда увидел даже не саму картину, а репродукцию. Называется «Землетрясение». Эта его перспектива, такая странная, колонна дома, что-то такое среднеазиатское, стены наклонились, мальчик и девочка смертельно испуганные, я почувствовал весь ужас этого землетрясения.
А такое направление, как импрессионизм?
Я с большим интересом отношусь к импрессионистам. Ренуар, Клод Моне, Сислей с его удивительными «серебристыми» работами мне очень нравится. Писсаро интересен. Мне интересны их яркие цвета. Всё-таки, если обращаться к академизму, коричневый, он же не столько передает. Вот если бы объединить академический подход к живописи, к пейзажу, к портрету с этим цветовым впечатлением, именно с цветностью, что присуще импрессионизму, вот это бы было здорово.
Сакраментальная мысль меня посетила: «высветлим» Рембрандта.
Посмотрите позднего Тициана или нашего Репина. Как меняется цветовое решение самого художника, да и наше восприятие.
Банально, но «всё течет, всё изменяется». Вот дата рождения в паспорте – каждый год она одна и та же, но на год больше. Художник может меняться, должен меняться? Был реалистом, а потом, вдруг, стал кубистом, постимпрессионистом…
У каждого, наверное, свой путь.
А Волков меняется с годами? Меняются его пристрастия? Взгляды его художественные?
Меняться то меняется… Палитра высветляется. Что-то меняется, но общий путь выбранный, он как был, так и остался.
Вы преподаете в Школе и в Академии акварели. Акварель всегда была доминантой в Вашем творчестве?
В институте было масло. В жизни ещё акрил есть. Я не люблю вопросы типа: чем Вам больше нравится писать, акварелью или маслом. Меня в последнее время очень увлек карандашный рисунок. Мне нравится сам процесс создания. Меня интересует сам творческий процесс. Станковая живопись, монументальная. Последние несколько лет с большим интересом занимался иллюстрациями.
Как и в любой творческой профессии, художество – это постоянный бег с препятствиями. А что в результате, на финише?
Финиш – это выставка, изданная книга, сданный объект. Во время моих мастер-классов я всегда рассказываю одну историю: У меня друг был с выставкой в Германии. В свободное время рисовал на улице. Продавал, когда случалось, какие-то работы. Однажды подошел какой-то немец, долго наблюдал за его работой, высказал несколько одобрительных замечаний. Мой друг ему и говорит – если Вам так нравится, купите. На что немец отвечает: когда работа будет закончена, тогда и куплю. Так я её уже закончил. Нет, мой друг, отвечает немец. Работа не закончена. На ней подписи нет. После этого художник, когда ходил писать, сначала что-то наметит на полотне, ставит подпись, а потом продолжает писать свой этюд. И я теперь на всех своих мастер-классах, заканчиваю их тем, что ставлю подпись и говорю – работа закончена.
В Вашей жизни было много выставок — и персональных и сборных. Выставка это финиш какого-то забега?
Это событие, к которому надо готовиться, тщательно, кропотливо. Какой-то такой, своего рода рубеж отчетный. Перед обществом.
Художник обязан перед кем-то отчитываться?
Нет, есть гордые художники, которые работают «в стол» и считают, что их оценят, поймут будущие поколения. Художник, я всё же считаю, это профессия общественная. Он должен… Нет, не так, не должен. Он работает, в принципе, не для себя, а для общества.
Выставка, публика, реакция на Ваши работы. Чего больше всего Вы «боитесь», извините за такое слово, во время работы Ваших выставок?
Безразличия. Бывает, пишут гадости в книге отзывов. Редко, но бывает.
Может быть, это коллеги от зависти? Или случайные люди на выставке. Я никогда не мог понять людей, использующих книги отзывов для «душевных испражнений».
Я даже не пытаюсь понять. Вот случай в Питере. Была выставка нашей Школы в Манеже. Разговорился с одним из посетителей. Интеллигентный внешне, благообразный такой. Говорили о живописи и вдруг от него такой резкий посыл: «Да вы тут вообще не художники. Вы, москали, разворовали всё. А теперь ездите по России с выставками. Вы «рамщики». Рамы у Вас богатые. А художник должен быть голодным, но свободным»! Ну, вот как к нему относиться? Расстраиваться из-за этого? Тяжелый случай.
Может быть, он художник?
Может быть. Бородатый такой, сальные длинные волосы. Вполне возможно.
Какие чувства вы в тот момент испытали? Возмущение, брезгливость…
Удивление.
Публика на выставках – это вообще отдельная песня. Люди очень разные. Умеющие смотреть и видеть. Ищущие. Заинтересованные. И тут же рядом – болтливые, громогласные, безапелляционные: «Это не искусство! Это не живопись!»
Есть у меня один знакомый, которому в любой среде надо обращать на себя всеобщее внимание. Если же, люди, устав от него, стараются этого внимания не оказывать, он буквально звереет. Начинает себя плохо вести, громко говорить, даже кричать, толкаться, ругаться.
А, может быть, такие люди на выставках тоже нужны? Скандал, реплики в прессе? Или вы предпочитаете музейную тишину, благость?
Свет и тишина – это, конечно, лучше, чем какие-то бурные баталии. Но это, видимо, такие идеальные, тепличные условия. Ведь в природе есть всё — и бабочки и осы, и шершни и змеи, и цветочки и колючки. Всё это составляющие природы, всё это составляющие человеческого общества.
Акварель – техника сложная ещё и тем, что, в отличие, скажем, от масла, на листе трудно что-либо переделать. Легче пойти смыть или начать сначала. У Вас когда-нибудь возникали желания «переделать»?
После того, как я принимаю решение, что работа закончена, я стараюсь не вмешиваться в её жизнь. Мне очень нравится рассказ Бальзака «Неоконченный шедевр». Там герой, способный художник, своим желанием совершенствовать и совершенствовать свою картину, довёл до того, что она превратилась в ничто. В месиво.
Художника, как и парикмахера, надо вовремя останавливать?
Ну, волосы-то отрастут. А вот врача если вовремя не остановить… Ошибка хирурга может стать смертельной.
А художник может так «напортачить» в своем произведении, что нанесёт зрителю непоправимый урон, моральный ли… духовный ли?
Я где-то читал, что в жизни всех владевших картиной Мунка «Крик» рано или поздно происходили неприятные вещи. Я помню в беседе с коллегой, говорили об искусстве. Начали с того, что пятна цвета уже несут какую-то нагрузку эмоциональную. Вот в современный минималистический интерьер сложно поместить какую-то классическую вещь. А вот какое-то яркое пятно вполне.
То есть Рембрандт будет в такой атмосфере анахронизмом, а Кандинский вполне?
Веселее, лучше. Может быть. Я, как бы поточнее сказать, ничего не отвергаю и не отрицаю. Я «присматриваюсь» к современному искусству. Хожу на выставки. Попал случайно в Музей современного искусства на Петровке. Очень заинтересовал Пиросмани. Его передача быта. Может быть, наивная передача, но тронуло именное доброе чувство. Добрый посыл.
История знает примеры, когда песня, стихотворная строчка звали людей на барикады.
Чисто теоретически, мне кажется, произведение живописи способно пробудить в людях очень сильные эмоции, которые могут выплеснуться и на улицы. Есть такое у Делакруа. Репинский «Иван Грозный» вызвал взрыв эмоций у душевно больного человека, который порезал эту картину. Красота тоже вызывает порой странные, порой агрессивные эмоции. Даная, облитая кислотой.
Даная – это красота?
Как произведение – очень красивое.
А в принципе живопись, она должна к чему-то звать, призывать, воспитывать, перевоспитывать?
Тут мы с Вами в сторону идеологии направляемся. При соцреализме говорили: искусство должно идти в массы, должно воспитывать. В плане –должна – я бы так не говорил. Живопись может менять эмоции, настроение, может вызвать размышления, которые затем приведут к каким-то действиям, может указать дорогу…
А кто указал вам дорогу в Школу акварели?
Я сначала увидел работы Сергея Андрияки на выставках. Такое заочное знакомство. Помню до сих пор свои впечатления от его акварельных работ. Я сам позвонил ему, показал фотографии моих работ. Здание школы ещё находилось в процессе реконструкции. Нас было 5-6 человек вначале. Сергей Николаевич объяснял нам, какой он видит Школу, процесс обучения, правила. Вместе в его мастерской под крышей фантазировали, писали, спорили. Надеялись, мечтали.
Вы по диплому художник-станковист. Художник-педагог – это как данность. Либо дано, либо нет. Вы согласны с этим утверждением?
Я думаю, это либо приходит, либо… Мне, в свое время, надо былорешиться. Помню, Школа открылась. Должен был быть первый урок. Помню мандраж перед ним. Кстати, этот легкий мандраж, слава Богу!, сохраняется у меня и сегодня. Более того, с годами я стал гораздо больше по времени готовиться к мастер-классам. Готовлюсь, размышляю…
Вы когда-нибудь размышляли над проблемой «художник и власть» и проблема ли это для Вас?
Отвечу коротко. Взаимовыгодное сотрудничество. Поддержка нужна, безусловно. От государства, от меценатов. «Служить бы рад, прислуживаться тошно». Вот говорят: «артист лицо зависимое абсолютно, от режиссера, от директора театра». Художник часто зависит от власти. Но осмелюсь утверждать – это взаимозависимость. У каждого свой путь. Многие любят кричать о правах, забывая о такой вещи, как самооценка.
Продолжите фразу «Свобода для меня это…»
Поступать так, как требует моя совесть.
Получается, что совесть – это некоторая часть Вас, которая может что-то от Вас же и требовать?
Если мучает совесть (смеется) возьмите её в долю. Это анекдот. Но есть какой-то ценз, критерий «что такое хорошо и что такое плохо», которому я следую. Внутренне.
Ваш сын Даниил уже не «кроха», вырос и, наверное, перерос эти вопросы. И, тем не менее, вдруг придёт и спросит: «Папа, что такое хорошо и …». Что ответите?
Я думаю, будет диалог.
Детский вопрос: Ваши любимые цвета?
Детский ответ: Красный, синий, желтый….
Картина завершается, как вы сказали, подписью художника. А роль оформления, багета, рамы?
Приятно свою картину видеть в раме, в багете. Когда профессионал-художник смотрит твою картину, ему не важен багет. А вот обывателю картину надо показать в раме. Это как упаковка товара. Ей роль важна, кто будет спорить.
Упаковку выкидывают…
А багет нет. Но и сам багет без картины не повесишь.
Пришла пора и мне ставить свою подпись под этим интервью. Что я и делаю:
Валерий Голубцов.
Подписал, стал перечитывать и увидел, что мои реплики в этой беседе занимают чуть ли не половину текста. Ну, вот такой он малоразговорчивый, художник Александр Волков. И потом, зачем ему растекаться мыслями по древу, если он всё свое отношение к нашему удивительному миру передает в своих замечательных работах. В завершение хочется сказать: Идите и смотрите. И Вы увидите, я верю.
А художник работает, преподает, много пишет. И всегда готов к диалогу со своим зрителем.
